ПРОБЕЛЫ ТЕОРИИ

    Поверьте мне: всё началось, когда она захотела пойти к морю. Она спросила, где море, у продавца мороженного на улице и вдруг поняла, как исказилось его лицо. Ей показалось, что она никогда не видела, как искажаются лица - и обнаружила, что выглядит это кошмарно.
    Она ещё удивлённо оглянулась, но увидела позади только свой дом, в котором прожила всё своё детство и в котором, как она знала, прошло и детство её родителей, которые когда-то жили на разных этажах, а теперь - под самой крышей. Там, где одно окошко было с витражами. Там они жили. А однажды папа пошёл купить яблок и упал на улице под непонятно откуда взявшимся кирпичом. Это было ужасно. Прошло больше трёх лет - а ей тогда вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Она посмотрела на крышу своего дома, покрытую зеленоватой от мха черепицей, утыканную красивыми ажурными флюгерами вокруг высоких печных труб - и тут вспомнила, что никогда ещё не видела, чтобы в их городу кто-то умирал, уходил из жизни просто от старости или даже от какой-нибудь болезни. А разве должно быть так?
    Она была очень удивлена, что у неё появились эти мысли. мысли были вовсе не страшные - но они тянули куда-то, и Олла тут же захотела бежать и бежать.
    Да, кажется, её звали Олла. Она, наверное, сама не знала, как и когда впервые услыхала это имя. Имя... Почему-то все имена вокруг оставались призрачными, неуловимыми, как проносящиеся запахи. То тёплые, то сладковатые, то немного едкие. Они не удерживались долго и вряд ли сохраняли свой первоначальный смысл. Вот и дядя-мороженщик, которого она помнит с самого раннего детства всегда в белой кепочке под широкой зелёной листвой больших деревьев, скрывающих улицу - его тоже как-то зовут... Грэм?
    "Грэм..." - произнесла она, повернувшись, и вновь увидела его искажённое лицо, ещё не забывшее вопрос о море. Впрочем, может, и не Грэм... но с рыжими усами. Он в особенно жаркий день порой выбирал самого маленького мальчишку с веснушками и дарил ему эскимо. Искажённость его лица была совсем не такая, что случается, если нарочно строят рожи, и даже не такая, какая была у окружающих, когда на плотника с соседней улицы наехал незнакомый велосипедист и сломал ему позвоночник. Это было уже давно, наверное, несколько месяцев, а то и года два назад - но у Оллы при воспоминании об этом случае, происшедшем прямо на глазах, до сих пор набегали слёзы.
    Печальные чувства - но Грэм с его рыжими усами открыл холодный ящик и протянул ей коробку пломбира. И море синело в его глазах.
    А вечером случилась ужасная гроза. Олла с мамой зашторили окно, и через узкую щель они смотрели, как серое в чернильных пятнах небо прорезают ослепительные молнии. Потом хлынул ливень - и такого ливня она ещё не видела в своей жизни. Реки воды струились сверху, омывали стены домов и сминали листья, и мчались разъярённым потоком по улицам. Большие листья, перед этим захваченные ветром, крутились теперь в потоках.
    "Смотри, это просто море!" - воскликнула мама, и Олла вздрогнула. Очень неуверенным движением она стала отодвигать штору и вглядываться в этот бурлящий мир. Всё мерцало и переливалось в бесчисленных зеркалах воды, вспыхивающих при каждом небесном электрическом разряде.
    "Что это?!" - вдруг закричала Олла.
    Сквозь потоки она увидела мокрую фигуру, вздрагивающую и толкающую перед собой ящик на колёсиках - мороженщика. Белый халат его превратился в нечто неопределённое, облепленное мокрой грязью и листьями. Потерявшая форму белая фуражка обтягивала череп, и обычно добрые светло-синие глаза под ней темнели мокрыми провалами. Когда Олла увидела его, мороженщик поскользнулся и не удержал ящик, который тут же вкатился в стремнину, опрокинулся - и дальше его понесла вода. Грэм кинулся следом, но тут обрушился новый шквал ливня. Мороженщика сбило с ног, понесло, и он только успел уцепиться за телеграфный столб у перекрёстка. Подтянувшись по столбу, Грэм смотрел вслед уносимому ящику с мороженным, с лица его стекала вода, и тут...
    Тут в телеграфный столб ударила молния. Олла с ужасным криком отскочила от окна, упала на кровать и в рыданиях своих слилась со стихией. А мама потеряла сознание.
    Утром всё было чисто, светло и спокойно. Но Олла уже не могла остановиться внутри себя. Сияние солнца казалось разреженным. Странное состояние охватило её сущность, и мама с тревогой стала расспрашивать дочь, в чём же дело.
    Олла ни на что не могла решиться. Она не могла произнести ни слова, она поникла, как подрубленное дерево, и только руки её непрестанно двигались, шевеля тонкими голубоватыми жилками, но сказать ничего не могли. И уже вечером, когда небо над деревьями заиграло розовым светом, а витражи запустили мармеладные зайчики в дальние углы комнаты, Олла прошептала:
    "Я хочу к морю."
    Мама всё поняла и глубоко вздохнула. Она достала из-за шкафа старый папин чемоданчик, с которым тот когда-то ездил в деревню, и стала собирать необходимые вещи. Да, она знала, что ещё никто никогда в из городе не видел моря, и только в детских книжках синяя бахрома красок изображала неведомые волны, и корабли плыли большие с круглыми окошками. Ещё её бабушка рассказывала, что есть поверье, будто желающий увидеть море принесёт какое-то неведомое счастье всем живущим и даже умершим; и много-много лет назад один парень с дальней улицы вдруг взял и ушёл искать это необычайное явление, и потом его ещё долго поминали как святого.
    Олла вышла из дому в полдень, и все словно что-то почувствовали - люди тоже выходили из своих квартир и домов, и весь город, казалось ей, вышел навстречу проводить её. Мама совсем не плакала, она будто даже была рада - и так и запомнила Оллу в её розовом платьице и фиолетовой кофточке со стареньким меленьким чемоданчиком, блистающим бронзовыми клёпками. К вечеру Олла перестала оглядываться - город за спиной совсем исчез; и лишь плотно сжимала в руке букетик терпких фиалок, которые ей подарил высокий юноша с длинными волосами, встреченный у городского парка и молча пожелавший счастливого пути, и она долго шагала ещё по дороге, пылящей, будто здесь никогда и не было дождя, и наконец, устала и почти в темноте уже нашла ночной приют среди стогов сена под незнакомый чудесный треск невидимых кузнечиков.
    Быстрые первые дни проходили в пути как перелистываемые страницы книги, которую пышно заполняли луга и леса, перемежаемые деревнями и небольшими посёлками, хуторами и старыми замками, большей частью очень ветхими, где Оллу встречали и провожали разные люди, не то что бы очень добрые, но и не злые, немо угощающие её и ютившие в своих домах, на непременный вопрос которых она всегда отвечала, что идёт к морю, и видела на их лицах проносящуюся грусть, а иногда и лёгкое искажение, и они так ничего больше и не говорили, и только давали ей что- нибудь вкусное в дорогу и потом долго смотрели вслед.
    В стороне от себя слышала она разговоры о том, как поспевают и уродились ли незнакомые ей по именам овощи и фрукты, как совершается в соседней деревне древний обряд или на следующий день будет новый праздник, на который приедут и из других мест. Если она не понимала какие-то слова, они не интересовали её; всё равно перед глазами возникали красочные картины - так же, как по голосу птицы она угадывала её многоцветную окраску или по доносившимся из лесу запахам вид и повадки незнакомых животных. Но вот уже много дней как деревни и даже отдельные хижины на пути кончились, и Олла шла уже не по дороге, а ориентируясь по солнцу, которое за день делало вертикальную дугу над головой; и ела она ягоды и испробованные птицами плоды, и уже совсем не попадались знакомые деревья, и временами вместо дождя над головой проносился сухой пыльный ветер.
    Как-то переночевав на развилке большого дерева с очень толстой корой, Олла спустилась с него и увидела около ствола большую корзинку, в которой лежали тёплые домашние пирожки и пузатая зелёная бутылка со сладкой водой. Она сразу поняла, что всё это для неё и не постеснялась съесть угощение. Оставив корзину у дерева, она пошла дальше в направлении взошедшего солнца и тут увидела пред собой маленького человечка с огромным носом, в сиреневой курточке и жёлтых ботинках, который весело смотрел на неё. Вокруг человечка лучился странный красноватый свет, делающий всё окружающее словно затемнённым.
    "Ты, девушка, - сказал он, ткнув в Оллу толстым пальцем. - Куда идёшь?"
    Она тут подумала: на каком странном языке говорит этот карлик, но почему-то она понимает его. - "К морю," - произнесла она, но не услышала того, что сказала. И добавила: "Меня зовут... Олла."
    Последнее слово переливом утонуло в листве деревьев, и Карлик нахмурился. Он долго оглядывал Оллу, ходил кругом её, косолапо переставляя ноги, а потом проворчал:
    "Ты сама не знаешь, зачем идёшь. Ну и иди. Вот и посмотришь."
    Потом он встал перед ней, протянул большие руки, словно хотел обнять, и сказал: "Дай мне себя! Тогда освобожу."
    Олла от неожиданности отступила назад.
    "От чего?"
    Карлик сразу поспешно заложил руки за спину, усмехнулся весело, а потом развернулся и вперевалку пошёл вглубь леса. В руках его Олла увидела большой деревянный ключ. Мимоходом Карлик обернулся и кинул сторону:
    "Ты не знаешь, с какой ты планеты."
    И он скрылся за кустами.
    Тогда Олла ощутила, что на неё наваливается некое воспоминание.
    С безграничным удивлением она посмотрела на себя. Раньше ей не доводилось думать, что её человеческий вид есть что-то отдельное и особенное, то, чего нет у других. Могла ли она потерять ЭТО? И могла ли она быть другой? Карлик в сиреневой курточке намекнул, что её можно в з я т ь - но что это могло значить? Да и чем бы, кем бы она тогда стала?
    Поднимая глаза на тянущиеся к ней ветви деревьев, зелёные тонкие плёночки листьев и далёкую голубую материю неба, Олла ощутила, как новые и незнакомые мысли, расположенные позади глаз и, кажется, между ушей её вдруг перепутываются с прежними знакомыми ощущениями и картинами памяти. Она бы не смогла объяснить то, что получалось; просто ранее спящий дух пробуждался и начинал выхватывать образы из окружающего и внутреннего, и привычным неким движением оценивал их.
    Олла топнула ножкой и продолжила свой путь в избранном направлении. Совсем скоро лес расступился, и она увидела ровное чёрное поле выжженной травы. Поле, уходящее вдаль, туда, где на горизонте угадывалась гряда синевато-коричневых гор.
    Поверхность земли с выжженой травой качалась, когда Олла шла по ней. То, что казалось золой, чёрной влагой сбегало по башмакам или между пальцами. Идти было легко и приятно, Оллу не покидало ощущение, что земля сама вращается под ногами. Но до наступления вечера ей, конечно, не удалось достичь гор; она положила чемоданчик на землю, присела на него, уронила голову на колени и сразу заснула.
    Уже стемнело, и засыпая, она чувствовала, как пепел наливается фосфористым зелёным светом, почти голубым, всё более и более сверкающим и делающимся похожим на небо. Да, Олла увидела себя сидящей на лазорево-фосфорном небе, а чёрная чаща тьмы над ней оказалась проплывающей далёкой поверхностью земли. Вот уже различала она поля и дороги, по которым неслись крошечные автомобили, холмы и домики, окружённые садами; маленькие люди ходили там. А потом увидела она и город, очень большой город многоэтажных прямоугольных домов, между которыми тоже ходили люди и ездили разные машины, разноцветные автобусы... Всё это казалось Олле очень знакомым; и она парила над городом, испытывая невероятную сладость от самого полёта, и словно что-то искала глазами - но нет, это должно быть не вовне, а внутри её - это нужны были слова, слова о том, к а к всё это именуется и откуда она про всё это знает?
    Проснулась Олла от того, что при свете взошедшего из-за гор солнца она упала на выжженую траву и ощутила вдруг огромную пустоту во всём теле. Эта пустота эхом отозвалась под розовеющим небом, вдруг показавшимся ей таким маленьким - в сравнении с тем, по которому она летала во сне.
    В этой розовой пелене она увидела тёмную точку. Точка вскоре выросла в крылатую фигуру с длинным змеевидным хвостом - через некоторое время чёрные брызги взлетели под тяжело опустившейся невдалеке тушей зеленовато-серебристого дракона. У него были большие и грустные карие глаза, и мелкая чешуя шелушилась. Олла без страха смотрела на него.
    "Ты, наверное, ищешь море?" - Дракон чуть картавил, голос у него тоже был грустный, а язык непонятный, как и у Карлика - только смысл проносился в голове у Оллы. Она молча кивнула.
    "Если ты уже спала в этом поле, - не приближаясь, продолжил Дракон, - то должна знать, с какой планеты попала сюда."
    Оллу охватило безумное щемящее чувство. Конечно! Только сейчас внутри прорвалось прохладной свежестью ЗНАНИЕ - того, что этот спокойный мир вовсе не имеет отношения к ней, к её сущности - и ей даже не дано умереть здесь. Она счастливо улыбнулась Дракону. Тот внимательно ждал ответа.
    "Да, я видела свою планету... Но я ещё не знаю её имени, я не могу понять, что нужно, чтобы попасть туда."
    И тут, глядя на грустного Дракона, Олла стала замечать, что окружающая картина медленно меняется, постепенно перетекает в нечто совсем иное. Мокрая чёрная зола под ногами зашевелилась и вспучилась крупными острыми камнями, между которыми во множестве пробегали неизвестные, очень неприятного вида насекомые и ползали зловещие змейки. Поодаль в мерцании появились и обрели плотность уступы пирамидальных скал, на которых чистили перья и озирались хищные птицы с длинными красными шеями и сверкающими глазами. Дальше она увидела кучки людей в изорванной одежде, с ранами и в грязи, которые, обивая до крови руки, раскалывали каменные глыбы. Было очень жарко.
    Дракон пристально смотрел на Оллу.
    "Вот ты уже и у вершины, - сказал он. - Ты очень хороший человек, раз сразу попала к вершине. Я всё объясню тебе сейчас."
    В этот момент какой-то зверёк вроде ящерицы кинулся сбоку на Серебристого Дракона и острыми зубами вцепился в его шкуру меж осыпавшейся чешуи. Дракон только сморщился от боли - и когда брызнула кровь, тварь вдруг дёрнулась и исчезла. Олла расширенными от ужаса глазами взирала на происходящее, и новые и новые мысли рассыпающимися орехами освобождали её память о какой-то иной, совсем другой жизни, не похожей ни на прежнее спокойно-дремотное существование в городе, ни на этот сказочный ад.
    "Эти горы, - повествовал Дракон, - расположены на Полюсе Мира, в центре этой планеты. Планеты маленькой и безымянной, но на которой находят пристанище все, кто живёт в этой Вселенной. Не знаю, есть ли ещё такие миры, но в этом ты можешь встретить и людей, подобных тебе, людей с четырьмя руками или с крыльями, и разных драконов - как я - и гномов, и умных треногов-квагуд, птиц с человечьими головами, и херувимов, и множество других разумных тварей - не знаю, кого здесь не может быть из тех, кого способно придумать наше воображение. Все хоть немного разумные попадают сюда. Но жизнь здесь течёт словно сон. Каждый здесь видит знакомое, но не помнит о своих прошлых жизнях. Лишь в какой-то момент мы можем уловить свою цель и происхождение - и тут каждый переносится на Полюс. Здесь уже всё не так. И сказочность здесь иная, непривычная для самых сказочных из нас.
    Тут всё очень твёрдо и грубо, осязаемо, и подчиняется простым и жёстким законам. Здесь находится Вершина. В основании Вершины - огромный Ларец. Вся гора давит на его крышку, но каждый попавший сюда должен всеми силами помочь приумножить Вершину. Ведь тогда гора сможет продавить крышку Ларца, а иначе нам невозможно раскрыть его. Впрочем, есть ещё в Ларце маленькая дверь, закрытая на замок. Ключа к замку здесь нет, никто не знает, где этот Ключ. Говорят, что Старец мог бы раскрыть Ларец, но не хочет. Он почти никогда ни с кем не говорит, а если и говорит, то - найдите и откройте. И не остаётся никакого выхода, кроме как надстраивать Вершину..."
    "Но для чего это делается? Зачем нужно открыть Ларец?"
    "Ты не увидела ещё? В Ларце спутаны нити наших жизней. И когда каждый найдёт свою нить, он возвратится на свою планету и осознает свободу и смысл существования. Только тогда могут закончиться эти миллиарды лет плена."
    Из грустного глаза Дракона капнула огромная зеленоватая слеза, и змейка, на которую слеза упала, тоже заплакала, и Олла уловила жалобные мысли, источаемые отовсюду.
    "Ай, все мы... ай! Мешаем жить друг другу... смысл разный и всё безобразно... все сочетания... боль, болезненно, ай... гадко, противные все кругом... безобразно, уродство..."
    Огляделась Олла и увидала, что все странные твари хоть как-нибудь тащат - кто камешек, кто песчинку. Волокут на Вершину. Вот и Дракон, поговорив с Оллой, ухватил обломок скалы и взлетел, гулко рассекая воздух иссохшими крыльями. Даже хищные птицы брали камни в клюв и в свои цепкие лапы - и взлетали. Люди в останках одежд, расколов глыбу, брали обломки и с трудом их катили на склон. Множество странных существ помогали им.
    Сквозь стелящиеся облака тумана проглядывала Вершина. Словно каменная гряда, ведущая в небо. Тысячи людей карабкались на неё - другие уже опускались. Когда туман временами рассеивался, словно от движений людей, было видно, что в основании Вершины расположены странные каменные колонны-лестницы, между которыми виднелись проходы-пещеры, ведущие вглубь, очевидно, к Ларцу. Мысли Оллы роились, и она не могла понять, что ей нужно сделать, как помочь в общем деле - ведь как мало будет, если она станет лишь таскать камни.
    Но как же - море? Ведь она шла именно к нему.
    Тут среди толп людей, всей шевелящейся массы, двигающей камни, она увидела знакомую фигурку в белом халате, только грязном и порванном. Фуражка мороженщика куда-то пропала.
    "Грэм!" - побежала она и звала его, в этом слове стараясь восстановить утерянный образ.
    "Грэм, - подбежала она и вызвала удивление на посеревшем лице. - Так ты живой?"
    "Ты... неужели уже умерла? - хрипло ответил ей обычно такой мелодичный голос, обладатель которого угощал детей лакомством. - А... да, ты ведь искала море... - вспомнил он и улыбнулся. - Знаешь, я видел здесь твоего отца."
    Усталые, измождённые лица бесстрастно смотрели на них, передыхая от тяжкой работы. Здесь, видно, подобные встречи не были редкостью. И только упоминание море зажгло интерес в нескольких парах глаз. Пока Олла говорила с мороженщиком, от соседней глыбы к ним подошла цыганка и, осторожно раздвигая людей вокруг Оллы, приблизилась к ней. Цыганка была ещё довольно молода, но здесь была, как видно, давно. Цветастое платье её было тоже изорвано и в густой серой пыли, которая оседала уже и на фиолетовую кофточку Оллы.
    "Слушай, девушка, - заговорила цыганка, - я тоже попала сюда не по случаю мнимой смерти, а направляясь к морю. Как и ты, я с планеты Земля (Олла вздрогнула) и хотела бы сделать хоть что-то для нашей свободы. Но пути только два: проломить крышку Ларца или найти от него ключ..."
    "Но почему нельзя уговорить Старца, чтобы он открыл Ларец наших нитей?"
    "Такая-то девочка, может, уговорила бы..." - с тусклым смехом произнесла, вывалив камень изо рта, огромная жаба с длинными персидскими глазами.
    "Да-да, - продолжила цыганка. - Старец это может, но не хочет он. Не верим мы, что он не знает, где Карлик с ключом..."
    "Как - Карлик? - воскликнула Олла. - Я видела в лесу перед пустыней Карлика, у которого был деревянный ключ..."
    Все загалдели, сквозь шум восклицаний цыганка ничего не могла сказать. Наконец, утихли.
    "Быть может, это и тот ключ. Но замок на Ларце железный. И действительно, кто приходит сюда по доброй воле, способен узреть хранителей Ларца."
    "Старец чужой здесь - и нити его нет в Ларце," - прострекотал, сев Олле на плечо, жук с большими кроличьими ушами.
    "Может, тот Карлик - лишь воплощение Старца," - добавил ещё кто-то.
    "Старец хитрит, - продолжала цыганка. - Я ведь шла к морю - но он надо мной посмеялся, приказав удовлетворить все просьбы Сонного Циклопа. Я вот я тут уже почти десять лет, а Циклоп спит и не думает проснуться. Тебе нужно поговорить со Старцем, узнать, где ключ и какой он."
    Долго ходила Олла, беседуя и поражаясь, сколько людей уместилось на этом стыке времён и пространств. Близилось вечернее время - но бьющее сквозь дымку горячее светило не уходило, и все продолжали работать. Лёгкую укоризну в отношении себя стала замечать Олла по мере того, как одежда её и прежде сверкающие золотом волосы серели от пыли. И она направилась ко входу в пещеру.
    Здесь никого не было; лишь своды из камня дрожали, сотрясаясь от стараний тех, кто возводил Вершину до неба. Зыбкий свет сочился меж отдалёнными друг от друга колоннами. Дальше сумерки, мрак среди голого камня. Вот и Ларец - огромный, как дом, из непонятного материала сундук, тоже дрожащий, но выдерживающий непомерную массу на нём. Остановилась здесь Олла и услыхала средь стонов скал чьи-то и уверенные шаги. В сумраке пещеры замерцало.
    Это шёл Старец. Он вышел из-за одной из колонн, а уже за секунду до него появилось голубое свечение. Светились его седые, ниспадающие на плечи волосы; казалось, немного светились и его зеленоватые глаза, и жёлто-восковые руки с очень длинными гибкими пальцами, молодыми и сильными при тонкости своей и необыкновенной чувствительности.
    Старец молча приблизился к Олле и положил ей руку на голову. Он был очень худ и высок, а рука его невесома. И сама Олла тут же наполнилась лёгкостью. Старец печально смотрел на неё, потом вздохнул и пошёл куда-то дальше.
    "Постойте! - с удивлением громко прошептала Олла. - Куда же вы? Ведь я ищу море..."
    Старец повернулся и испытующе снова оглядел её.
    "Море?" - переспросил он, но голоса его Олла так и не услышала. Звуки этого голоса передать было вообще невозможно.
    "Море? - Старец улыбнулся. - Я знаю. Но здесь нет моря."
    Олла поняла, что это какая-то странная шутка, и почувствовала в себе нечто новое: она ведь ещё никогда не слышала и не видела - не помнила - чтобы кто-нибудь шутил.
    "Неужели? - прочитал Старец её мысли. - А в деревнях на праздниках, а на карнавалах, или просто за чашечкой чая?"
    Олла пожала плечами. Возможно... Только как бы открыть эту дверцу?
    "Зачем? - Старец двинул головой, подтверждая искренность своего удивления. - Что изменится? Люди воскреснут? Заживут в согласии жабы и змеи? Мир свернётся в гармонию? Нет, я не верю. А ты веришь? Ты знаешь? Знаешь, кто я?"
    Старец словно себя спрашивал.
    "Кто?" - спросила после паузы Олла. Несколько слов Старца влили в неё поток вдохновения; память стала будиться, бурлить и вспыхивать, и картины - одна прекраснее другой - побежали пред мысленным взором, открывая просторы Земли.
    Старец подошёл ближе и присел у дверцы на камень, которого Олла раньше не приметила.
    "Это случилось... это нигде не случилось. Я жил в прекрасном мире, мире великолепной гармонии, где все всегда были счастливы и всему доставляли счастье, создавая сознанием своим самые невероятные прекрасные вещи и события, и идеи, и миры, своими отражениями и новизной умножающие красоту Вселенной. Это являлось естеством. Где это происходило или произойдёт - объяснить невозможно, и только я могу здесь сказать: так случилось.
    Тот мир огромен и содержит в себе практически всё. В нём всё хорошо дополняет друг друга, и даже дисгармония находит свои прекрасные сочетания. Нет в нём несчастья, разрушения, разделения, противоборства. Никому не приходит в голову создавать нечто такое. Там все живут очень долго, но не бесконечно - когда ты понимаешь всё, на что стал способен, то растворяешься в своих созданиях, перестаёшь существовать как форма.
    И вот однажды подумалось мне: что было бы, если б жизнь время от времени прерывалась, если бы мы забывали то, что уже создали прежде, и начинали бы словно сначала. Если бы форма изливала содержимое и начинала б наполняться снова. Может, появились бы какие-то новые способности? До предела ли мы развиваемся? Ведь тогда бы каждый, умирая и очищаясь, смог бы жить хоть прерывно, но зато бесконечно.
    Что нужно для этого? Достаточно надорвать, надрезать единство. Разделить кожицу - и соки плода. Гармония Природы распадётся, а где-то даже станут происходить чудеса. Появится зло; но ведь оно не будет уничтожать, поскольку можно возродиться вновь. Так мне казалось.
    И из бесчисленного потока смыслов и значений я взял только одно. Я ввёл это одно Слово, Знак - и мир родился. В нём свет не дополнял, но отваливался ото тьмы; порядок не перемежался - но отграничился от хаоса, а добро противопоставилось злу. Появилась возможность делить гармонию на фрагменты. Целостность стала чем-то отвлечённым. А движение и развитие затесалось между противоположностями.
    И твари, явившиеся в мире этом, стали умирать и возрождаться, вновь умирать и вновь возрождаться. В моменты смерти, отрываясь от знакомого мира, они перепутывают или теряют едва найденные гармоники - и новый поиск становится бессмысленным. Они живут уже просто для удовольствия в себе, отнимая это у окружающего. Стараются получить всё от своей формы сразу, поскольку в следующий раз всё забудут. И очень быстро всё взбунтовалось.
    А я, переживая своё создание, провалился в него. Я лишь смешался с этими противоречиями, ведь ожидал, что создание моё породит нечто новое, а оно только перемешивается. Красота растерялась - только это и оказалось новым, я даже не подозревал о подобном. Такой вот я незадачливый демиург.
    На этой же планете, в этот самый Ларец я успел спрятать непрерывные нити жизней всех тварей. И сюда попадают те, кто в душе своей вдруг открыл способность сохранять единство с окружающим, понимать своё место, не терять и не захватывать. Даже Светозарный Карлик, который один из первых стал противоречить и даже сделал себе Ключ от Ларца, часто возвращается сюда, уставая хватать и делить."
    Олла встрепенулась и перебила:
    "Светозарный Карлик? Я встречала его в лесу. Но ведь у него ключ деревянный."
    Старец пристально посмотрел на Оллу.
    "Нет смысла в материале, коль дверцу открывает дух... Знай: если он получит хоть что-то не по доброй воле - как и ты, как и любой другой - то тут же родится на какой-нибудь дал лёкой планете, и вновь ждать долго придётся.
    Попавшие сюда стараются сломить крышу Ларца, но духа их не хватает, чтобы восстановить Гармонию. Потому-то твари злыестараются скрываться, не искушаться и не провоцировать, чтоб не нарушить достигнутое внутри себя равновесие. Мир этот жалок, неустойчив; я же несчастен тем, что лишён в нём возможности использовать свои способности."
    Тут Старец поднялся, глядя поверх головы зачарованной Оллы, и медленно побрёл вглубь пещеры, оставляя за собой голубоватый мерцающий свет.
    Олла выбралась из пещеры и ей показалось, что цвет дня изменился. Она уже в надежде смотрела на изнемогающих от непрерывной работы людей, зверей и чудовищ, а те, взглянув на Оллу, вдруг преполнялись новой силой. Но не понимали, почему.
    Через много часов поиска Олла увидела Серебристого Дракона, и тот догадался, что Олла узнала что-то важное. Она не стала объяснять ему всё, просто попросила отнести в тот лес, из которого вышла к выжженому полю. И, тяжело поднявшись, он понёс её через горы. Семь дней продолжалось их путешествие, когда они летели уже там, где опускалась ночь. Вот показалась чёрная пустыня и зелёная кромка на горизонте, за которой скрывалось светило. Почти стемнело, когда они нашли дерево с толстой корой и развилкой. Дракон полетел обратно, к полю. - "Я хочу, чтобы мне приснился родной Ад," - признался он Олле.
    Когда её разбудило утро, Олла вспомнила путешествие к Вершине как дурной сон. Далёкий, давний. Она долго глазела на голубое небо, изрезанное подрагивающей листвой, потом спрыгнула на землю. У ствола стояла большая корзинка с домашними пирожками и зелёной бутылкой. Вода в ней была сладкая с запахом ягоды, и не хотелось никуда идти. Олла сидела под деревом; ей казалось, что она боится повторить пройденный путь.
    Тут в стороне зашуршали кусты, и к ней из лесу вышел Карлик с огромным носом, окружённый странным красноватым светом. Светозарный Карлик улыбался ей, но во взгляде его гуляла настороженность.
    "Что ж ты вернулась? - буркнул он себе под нос. - А змеюка крылатая испугалась меня, назад к себе полетела, а? Меня испугалась, да?"
    Олла отставила корзинку в сторону, поднялась и сделала несколько шагов навстречу.
    "Спасибо за угощение, - сказала она. - Я впрямь решила вернуться, потому что хочу помочь, чтобы все освободились."
    Карлик ехидно зацокал языком и покрутил Олле под носом толстой пятернёй.
    "Хе-хе, какие мы хорошие! И меня, значит, освободить хочешь? Со Старцем, наверное, болтала? Болтала, вижу. Кто ж тебе ещё про Ключ сказать мог?"
    "Не только он про Ключ знает. Да я и сама видела его у тебя. Скажи, почему ты сам не воспользуешься Ключом?"
    "Почему-почему..." - передразнил Светозарный Карлик вдруг хмуро. Тут он замолчал, а потом хлопнул себя по груди со всей силы и прямо на глазах стал расти. В несколько секунд он стал уже выше Оллы; потом она стала ему по пояс - наконец, огромные жёлтые башмаки заполонили всю поляну, а гигантское дерево заскрипело, когда Светозарный поставил на его развилку колено. Гулкий громогласный голос его оставался таким же ворчливым.
    "Видишь? Даже здесь - что хочу, то и могу сделать. На этой планете живу, хоть дураки Сатаной кличут. А что после этого освобождения будет, ты знаешь?"
    Светозарный тут резко уменьшился и наклонился, чтобы видеть лицо Оллы. Та покачала головой.
    "Не знаю. Но хуже ведь быть не может..."
    "То-то! Никто не знает! Мало ли какие Старик басни рассказывает. От хорошей жизни да без скуки он не затеял бы эту баланду. А? Не затеял бы ведь?"
    Он ещё приуменьшился, потоптался, щёлкнул пальцами - в руке появилась кружка пенистого пива, которое он отхлебнул. А из кармана вытащил и протянул Олле огромного красного леденцового петуха.
    "Ешь, детка. Размерчик не рассчитал, прости. И с чего вы взяли, что если достанешь эти нитки жизней, то сразу во всём разберёшься? Сам-то Старик не дурак, наверное, а в Ларец лезть не хочет. Что-то будет, когда вся эта братия на горке станет святой, да расселится по своим планетам? Вот и я не хочу. Так только, Ключиком дразню."
    "Но другие-то страдают. Они хотят вернуться и принести туда гармонию и счастье. Как в том мире, который потерял этот бедный человек, сделавшийся Богом..."
    "Ты, девушка, не путай! - замахал Карлик толстым пальцем, делаясь уже ниже Оллы. - Бог совсем в другом месте - и другие дела у него. Я потому первый и возмутился, что тот субъект решил нам счастье на свой лад устроить! Старикашка совершенно непричём.
    Олла была поражена. Она даже не обратила внимания, что до этого разговора и не подозревала о существовании Бога.
    "Старец непричём? Но... разве не он мир творил?"
    "Запутали вас тут всех, - въедливо прогнусавил Карлик и кинул кружку с пивом в кусты, где та полыхнула синим пламенем. - Боженька - Творец наш - есть то Нечто, что приключилось, когда Старец сфокусировал свою идею. Главный герой его романа, так сказать. Ну, похожи они в чём-то - это уже моё наблюдение. И Господь-то всё изнутри вертит-крутит, уж мне это как никому другому известно. А Старикан... бедолага, сам в своей Вселенной изгнанник - да так уж смастерил. Всё бы сделать мог, а что - сам не понимает."
    И Карлик недвусмысленно покрутил пальцем у виска.
    Олла словно обиделась и за Старца, и за Господа Бога, даже губы надула. Светозарный заметил это и, кокетливо насвистывая, стал прогуливаться по поляне, поглядывая то на примятую его гигантскими башмаками траву, то в небо. У Оллы ничего сообразить не получалось. Наконец она произнесла:
    "Это всё сложно для меня. Но ведь так, как сейчас - это же плохо..."
    "Плохо? - изумлённо скривился Карлик. - Тебя не устраивает это? Это? - он обвёл рукой кругом . - Эти прелестные зелёные деревья, это голубое небо с облачками, лужайки и поля, город, в котором ты жила? Не нравится?"
    Олла вспомнила ужасную грозу...
    "Нет! И не хочу я объяснять, почему так, не придирайся, ты и сам знаешь. Всё это не то. Нужно раскрыть Ларец."
    "Что ж, раскрывай," - Карлик снова поднял глаза к небу.
    "Знаешь... я... согласна."
    "Чего?" - не понял вроде Светозарный.
    "Согласна дать всё, что у меня есть, - уже твёрже сказала она. - Даже себя. Сосем-совсем честно."
    И она посмотрела в глаза Светозарному Карлику.
    Тот отвёл взгляд и стал ещё меньше. Он пробежал взад-вперёд по поляне; вообще, вёл себя странно, даже встал на четвереньки - и Олле на мгновение почудилось, что у него оскаленная волчья пасть. Потом он медленно обошёл Оллу, как в первый раз - красные огоньки заиграли в его глазах - и он рассмеялся. Ужасающий адский хохот переливами нёсся над лесом к невидимому горизонту, и там резко обрывался, и свет потускнел. Но Олла  спокойно ждала, пока всё это закончится.
    Карлик закашлялся, вынул из-за пазухи фляжку, сделал глоток (запахло почему-то керосином) и бросил фляжку в кусты, где тут же сверкнула синяя вспышка.
    "Что ж, будь по-твоему, девушка. Дам я тебе Ключ. На, бери."
    И он поспешно выхватил Ключ из-за спины и сунул в руки Олле - деревянный Ключ, оказавшийся неожиданно тяжёлым, словно чугунным.
    "И наплевал я на твоего Старца, и на людишек, и на тварей. Посмотри-посмотрим. Да и тебя я не возьму."
    "Почему?"
    "Не возьму, не хочу. Вернее, нет. Как-нибудь потом могу взять, когда захочу, да и время подойдёт. Тебе ж всё равно? Посмотрим, посмотрим. Увидим, что выйдет с вашими нитками. Иди - открывай. Старичку приветик мой с бантиком. А ты меня жди. На Земле на своей."
    И говоря последние слова уже не оборачиваясь, Светозарный Карлик скрылся в густой зелёной стене леса.
    Олла подержала Ключ, потом осторожно положила его в свой чемоданчик и направилась к выжженому полю. На краю его её ждал Серебристый Дракон.
    Дракон не удивился, что Олла взяла Ключ, но боялся, что Карлик задержит её. Они чуть пролетели над полем, опустились на золу, поверхность качнулась, чёрными брызгами омыв ноги их. Потом каждый вспомнил родную планету.
    Пирамидальные скалы и полускрытая туманами Вершина трагически поразили Оллу, как и в первый раз.
    Она шла, неся тяжёлый чемоданчик с Ключом, и откуда-то все узнавали об этом содержимом чемоданчика - волна изумления и радости катилась кругом. Люди, невероятные создания и даже умные насекомые, тащившие песчинки на Вершину, останавливались и безмолвно восхищались подвигом Оллы. Она несла Ключ в пещеру - и все медленно собирались, двигались следом за ней, готовясь к той минуте, когда они получат доступ к Нитям Жизней. Толпы, вошедшие в пещеру следом за Оллой, совсем загородили свет, и лишь светящиеся глаза некоторых чудовищ указывали ей дорогу.
    Олла ожидала, что её встретит Старец, но нигде не видела его. Лишь иногда мерцало то здесь, то там под сводами - но он ли был это? И когда Олла подошла к самой запертой двери, то была огорчена, что Демиург не захотел присутствовать при столь великом событии.
    Серебристый Дракон помог ей отодвинуть заслонку над замочной скважиной. Олла открыла чемоданчик, вынула из него Ключ и аккуратно стала вставлять его в отверстие. С некоторым удивлением она заметила, что Ключ совсем немного, но меньше отверстия - он вошёл слишком свободно и даже чуть покачивался. Осторожно она стала поворачивать Ключ, внутри что-то зашуршало, заскрипело, Ключ медленно двинулся, потом застопорился, потом ещё немного повернулся - тут что-то щёлкнуло, и он застрял.
    Лоб Оллы взмок от пота; окружающие - оборванные, в пыли - столпились совсем близко. Ключ не хотел поворачиваться дальше. Когда Олла пыталась повернуть его назад, он покачивался в пазу, но не сдвигался.
    "Наверное, механизм совсем старый," - услышала она голос Грэма, тот выбрался из толпы Олле на помощь.
    "Я думаю, надо стараться осторожнее открывать..." - эта неуверенно произнесённая фраза принадлежала Дракону.
    Кроме Оллы, все боялись дотронуться до Ключа. Она совсем медленно и осторожно двигала его опять. Ключ немного и плавно повернулся - но тут раздался еле слышный хруст - и в ужасе Олла вынула из замочной скважины длинный деревянный черенок, обломленный на конце.
    Стон страдания пронёсся по толпе. Тихо и неумолимо из глаз Оллы полились слёзы. Никто не мог ничего сказать. Грэм заглянул в скважину замка - но остатки Ключа там были даже не видны, мороженщик только развёл руками. Кто-то ещё не сдержался и всхлипнул - и так и не сказав ни слова, люди и твари пошли прочь из пещеры. Прочь, чтобы вновь тащить камни на Вершину.
    Серебристый Дракон и Грэм сидели подле Оллы и даже не пытались её успокоить. Она перестала плакать и только смотрела в темноту.
    Тут в стороне, в проходах замерцало свечение. Голубоватое. - "Старец," - шепнула Олла. Шмыгнула носом и встала. Грэми Дракон не поднялись - они ничего не видели.
    Старец шёл словно мимо. лицо его было спокойно, будто бы даже довольно, и волосы, лучащиеся светом, придавали торжественность осанке. Остановившись поодаль, он повернул голову к Олле и вопросительно кивнул.
    "Ключ сломался..." - сказала она печально.
    "Хм. Вот видишь," - Старец, казалось, был удовлетворён этим.
    "Так что же делать нам?"
    "Что хотите, - в зеленоватых глазах Старца мелькнуло озорство. - Ты убедилась: немногого стоили старания Светозарного. Впрочем, большего ему не было суждено. Выбор ваш."
    "Наш? Но кто теперь сможет нам помочь?" - не унималась Олла, словно не хотела понимать сказанное.
    "Не вижу, в чём вам помогать, - жёстко ответил Старец. - Своими руками тащИте булыжники" Вот вас тут трое, многое б уже успели. Что же ты, девочка, лишь на чудеса полагаться приучилась?"
    "Какой вы злой! - возмущённо воскликнула Олла. - Я не знала, что вы таким можете быть. Видно, тот мир ваш был не такой совершенный..."
    "Где же ты совершенство видала?"
"Я не видала. Но я знаю: хоть и трудно, но можно идти и к красоте, и к совершенству. Мне было б не жалко страдать на родной моей планете, когда бы я знала, что Вселенная становится лучше и лучше, что мы... вернёмся к гармонии."
    "Все говорят так... А если б не знала? И чем не ладны тебе страдания здесь? Тем, что не Бог сей Вселенной устроил их вам? Эта идея с Ларцом - просто милая шутка. Здесь хоть зачатки гармонии, хоть и некому её оживить."
"А у нас на Земле - живое!" - Олла вдруг вспомнила что-то, и слёзы брызнули из глаз её.
    "Вы даже не знаете, как красиво у нас. И не понимаете. Вы всё сидите на этой сонной планете. Вы, наверное, и свой совершенный мир забыли. Вы потеряли право менять - и забросили возможность меняться. Может, у нас вы бы нашли новое что-нибудь. Ведь Земля такая красивая."
    "Люди всё испортят," - процедил Старец сквозь зубы.
    "Не всё! Меня даже ваш Карлик пирожками угостил и леденцом - это он у нас научился, понял, я знаю, вот спросите! Ведь потому многие люди не соблюдают правил Бога, что хотят ещё лучше сделать - да правды не знают."
    "Да знает ли её Господь?" - усмехнулся Старец.
    "Не может быть такого! А если никто даже кроме вас и не знает - мы что же, к созиданию не прийдём? Всё сидите тут, сундук стережёте, прям как Кащей."
    Старец громко рассмеялся. Дракон и Грэм подняли головы - они услышали этот на удивление молодой, свежий смех. Когда своды потеряли его, Демиург подошёл ближе и спросил:"
    "Что же иное ты можешь предложить, девочка?"
    Олла огляделась. У дверцы Ларца, возле сидящих, валялся обломок Ключа и раскрытый чемоданчик. Что-то в чемоданчике привлекло её внимание. Она подошла и вынула из него румяное яблоко, которое положила туда мама. Это было так давно... Олла приблизилась к Старцу и протянула ему плод.
    "Приходите к нам на Землю," - сказала она, и тут поняла, что говорит на одном из языков Земли.
    "Прийдите, я приглашаю вас в гости. Посмотрите, какие есть разные люди, как они живут. Только они не знают ещё, чего хотят. Посмотрите на их лица, узнайте их мечты. Прочитайте наши книги. Побывайте в наших Храмах. Пусть они ещё не знают Единства - но они стремятся найти гармонию. И не просто на словах, хотя слов и языков у нас много. Мне кажется, они бы очень хотели понять вас. Ведь они, хоть и редко, тоже способны признавать ошибки. Земля такая противоречивая - но она и такая красивая..."
    "Не поминай о противоборствах..."
    "Там такие леса, такие цветы, такие горы, такое море..." Тут Олла осознала, что она и Старец уже вовсе не в пещере - что они парят над Вершиной, загромаждённой камнями - и Вершина пуста, нет ни людей, ни других существ. И что в глазах Старца ещё стоит сомнение и вопрос.
    "Ну прийдите же к нам! Я приглашаю вас на Землю."
    Старец протянул руку и взял у Оллы яблоко. Мир кружился, и туман и звёзды медленно образовывали спираль вокруг Вершины. Старец выпустил яблоко из руки, оно покатилось по воздуху и коснулось самого верхнего камня. В пространстве растёкся далёкий гул. Сквозь исчезающие руины проникло живое мерцание и в воздухе заклубились миллиарды тончайших разноцветных нитей, рассеиваясь, распутываясь.

    Поверьте мне, сидеть в конторе в довольно жаркий летний день - занятие довольно сложное. Может показаться, что сидишь вот так один во всём городе, и про тебя просто забыли, и никому это твоё исполнительное нахождение на месте вовсе не нужно. Наваждение. Потому и когда жара спадает - выключается эта странным образом задуманная печка - в минуты, отпускающие на свободу, можно избрать направлением для усталого рассудка быстро остывающие набережные.
    Так и она - после сумрака между бумаг и треска телефонов - быстро постукивая каблучками, знакомыми переулками шла к морю. Житель приморского города уже