Нет нужды говорить, какое значение в современном обществе
имеют всевозможные апологеты таинственного.  Они называют себя
по-разному - эзотерики,  нетрадиционные целители, иррациональ-
ные психологи,  экстрасенсы, колдуны, маги, волхвы, биоэнерге-
тики,  контактеры, ясновидящие, астрологи, но несмотря на раз-
нообразие  масок,  и несмотря на то,  что они часто занимаются
как бы разными отраслями оккультизма у них у всех есть опреде-
ленное и идейное, и методологическое единство, и если так мож-
но выразиться,  общий дух.  Возможно,  оккультизм (назовем так
всю  эту  разнообразную сферу "непознанного") - самая динамич-
ная, самая живая сфера современной российской культуры. Неуди-
вительно поэтому, что он имеет многочисленных врагов.
     Сами оккультисты как правило объясняют негативную реакцию
на них косностью мышления. Наиболее непримиримые же противники
говорят, что с мышлением у них все в порядке, но фактов, дока-
зывающих правоту оккультизма,  не хватает.  Таким образом, оба
эти объяснения сводятся к эпистемиологическим вопросам -  воз-
можно  ли  доказать,  доказано ли существование иррациональных
феноменов и т.д.  В настоящей статье хотелось бы проанализиро-
вать те причины,  которые вызывают в обществе негативную реак-
цию на оккультизм независимо от решения вопроса о  его  досто-
верности.
     Сама по себе недостоверность оккультных теорий или  биоэ-
нергетических медицинских рекомендаций возможно не вызывала бы
у многих того протеста,  если бы не один аспект этой проблемы,
который можно было бы назвать политическим.  Признание правоты
магических теорий не есть признание правоты  абстрактных  мне-
ний.  За  миром карм и аур стоят конкретные люди.  И признание
правоты за этими теориями означает признание компетентности за
целым сообществом специалистов, претендующих на вынесение суж-
дений о человеческих поступках,  о человеческой состоятельнос-
ти,  о  государственной власти и других существенных вопросах.
Признание правоты за "оккультными науками" означает определен-
ные преимущества  при вынесении суждений и вмешательство в об-
щественную жизнь за широким кругом самостоятельно выдвинувших-
ся  людей  без права контроля со стороны посторонних - и пара-
доксально то, что наша некомпетентность при вынесении суждений
об  оккультизме  будет  провозглашена  именно благодаря нашему
суждению о правоте оккультизма.  Таким образом, с точки зрения
политики, признание  правоты за оккультизмом напоминает проис-
ходящий только один раз призвание народом монарха - после это-
го  народ власти лишается,  и политические решения,  включая и
отход от власти, осуществляются уже только монархом.
     Подчеркнем при этом: то, что дает оккультисту преимущест-
ва по сравнению с обычными людьми - его  оккультные  знания  и
способности  -  совершенно  не поддается проверке и разбору со
стороны общества. Признавая оккультные явления, мы признаем за
определенным  рядом людей право "превозноситься",  причем пре-
возноситься по критериям, которые они же сами и назначают. Ре-
комендации  и требования оккультистов практически неаргументи-
руемы,  поскольку базируются на "фактах", недоступных для пос-
торонних - что,  собственно, и заключает в себе понятие эзоте-
рического.  Для  человека,  интересующегося  только  вопросами
борьбы за социальное и политическое лидерство, оккультизм выг-
лядит как наглость и недобросовестность:  эти  претенденты  на
лидерство играют в игры, правила которых сами же и вводят, са-
ми придумывают себе титулы и звания, сами сочиняют гносеологи-
ческую базу для своих доводов. Перед лицом такого "непрошенно-
го гостя" естественна реакция в форме скепсиса - причем  скеп-
сис,  будучи в данном случае оружием не научной критики, а со-
циальной конкуренции и политической борьбы разумеется  выходит
за рамки обычных в обществе критериев истинности - также,  как
сами оккультисты, в стремлении покрасивее обставить свое место
в обществе (с помощью самых разных приемов - от фиктивных уче-
ных званий и пышных "академий" до просто  неформального  права
на жест,  на взгляд,  на позу) - почти всегда, и в еще большей
степени выходят за их пределы.
     В скобках заметим,  что такое "самовольное" положение ок-
култизма по отношению к механизмам  общественного  контроля  -
только доведенное до карикатурности положение,  которое всегда
занимает всякая деятельность, претендующая быть профессиональ-
ной.  Политический аспект понятия "профессионализм" - именно в
устранении посторонних и непосвященных от  оценки  социального
статуса  члена  сообщества  и оценки его права претендовать на
свою долю социального лидерства.  Именно бессознательное пони-
мание  этого  аспекта профессионализма сделало это слово столь
популярным в современных политических дискуссиях в России. По-
литики  объявляют  себя профессионалами,  а своих соперников -
непрофессионалами.  Различие этого обвинения  по  сравнению  с
обычным  обвинением  в  неправоте - то же ,  что между обычным
оружием и ядерным.  Вместо того,  чтобы вступать в  дискуссию,
отрицается  сама способность противника вести полноценную дис-
куссию. Непонятно только,  о каких профессиях идет речь,  т.к.
государственное руководство  еще не сформировались в таковые -
несмотря на все усилия убедить в этом в общество, предпринима-
емое политологами, специалистами и "профессиональными" полити-
ками. Но может быть еще более парадоксально другое обстоятель-
ство,  а именно: что обвинения друг друга в непрофессионализме
происходят в ходе публичных дискуссий. Это значит, что один из
соперников  как бы призывает публику судить о профессионализме
обеих сторон. А это значит, что обвиненный в непрофессионализ-
ме  соперник  оказывается как бы даже еще менее профессиональ-
ным, чем массовый слушатель-читатель. Обвиненный в непрофесси-
онализме в ходе публичной политической дискуссии оказывается в
некотором смысле главным непрофессионалом  страны.  Но  именно
подобные  обращения политиков к публике делает их для общества
выглядящими менее опасно, чем оккультисты, которые, не призна-
вая силы за общественным мнением,  и не апеллируя к нему, опи-
раются только на свой собственный "духовный" опыт.
     В области  гуманитарного  знания  реакция на "эзотериков"
объясняется их претензиями как теоретиков.  Многих гуманитари-
ев, даже безусловно уверенных в существовании сверхъестествен-
ных явлений,  не может не беспокоить, что духовный опыт астро-
логов,  иррациональных психологов и биоэнергетиков всегда ока-
зывается представлен в виде готовых теоретических систем. Меж-
ду тем путь,  ведущий от отдельных наблюдений и групп фактов к
достаточно общим теориям, не может быть качественно различен у
представителей оккультных и прочих наук.  В обоих случаях речь
идет об обработке эмпирического материала с помощью  мысли,  и
не важно каким образом получен этот материал.  Недоверие вызы-
вают не мистические явления, а их интерпретации - как правило,
более чем смелые.  Недоверие вызывает то,  что оказывается не-
подверженным дискурсивной проверке путь, каким оккультисты по-
лучают  из  этих явлений свои поражающие мишурным блеском уче-
ния. Масштабность, разработанность и специфическая и очень на-
ивная эстетичность последних явно показывает, что квазилитера-
турная фантазия авторов ответственна за создание теорий  не  в
меньшей,  а то и в большей степени, чем действительный или си-
мулируемый мистический опыт. Некоторые же теоретические (имен-
но теоретические, т.е. не относящиеся к эзотерической специфи-
ке оккультизма) приемы эзотерических авторов просто удивляют.
     Самое лучшее  описание метода т.н.  эзотерических авторов
можно найти в характеристике,  данной М.Фуко авторам эпохи Ре-
нессанса: "Будем  называть герменевтикой совокупность знаний и
приемов,  позволяющих заставить знаки  заговорить  и  раскрыть
свой  смысл;  будем называть семиологией совокупность знаний и
приемов,  позволяющих распознать, где находятся знаки, опреде-
лить то, что их полагает в качестве знаков, познать их связи и
законы их сцепления. XVI век совмещал семиологию и герменевти-
ку  в  фигуре подобия.  Искать смыл - значит выявлять то,  что
сходствует. Искать закон знаков - значит открывать вещи, явля-
ющиеся сходными."1
     Современные эзотеристы используют в своих исканиях  мето-
дологический  уровень  гуманитарных  наук  времен Возрождения.
Эзотеристы ищут сходства в "не случайных совпадениях",  ищут и
видят  в них тайные знаки высших сил;  ищут сходства в текстах
пророчеств и описаниях реальных событий; наконец ищут сходства
(прежде  всего  цифровых совпадений) в текстах священных книг.
Например, знаменитый астролог Павел Глоба считает  исполненен-
ным  тайного  смысла тот факт,  что Лазарь Каганович был сыном
сапожника, а фамилия Шумейкер, которой названа упавшая на Юпи-
тер комета в переводе тоже означает "сапожник".2
     Многие т.ск.  партикулярные мыслители,  хотя  и  обладают
трезвым умом,  лишенным каких бы то ни было мистических откро-
вений,  тем не менее имеют достаточно широкие  взгляды,  чтобы
доброжелательно  относиться к теме аномальных явлений и желали
бы их осмысливать силами обычного теоретизирования:  гуманита-
рии - используя знания об осмыслении подобных явлений в разных
традициях, естественники - ища место новым фактам в физической
картине  мира и реформируя последнюю (самым известным предста-
вителем светских мыслителей последнего типа  является,  несом-
ненно, В.В. Налимов). Каково же огорчение подобных теоретиков,
когда вместо материала для работы мистики и  экстрасенсы  пре-
подносят им  готовые учения,  причем,  настолько же бездоказа-
тельные, насколько претенциозные. Неудивительно, что перед ли-
цом  обмана такого рода культура биоэнергетики - и оккультизма
вызывает острое отторжение даже у тех,  кто не обладает предв-
зятым скептицизмом. В дело идет особая ученая ревность.
     Поэтому для потенциальных исследователей шарлатан,  огра-
ничивающийся  описанием якобы пережитых им впечатлений и якобы
и совершенных им чудес,  представляет собой более добросовест-
ное явление,  чем действительный экстрасенс, чей довольно убо-
гий практический арсенал скомпенсирован развитыми взглядами на
этические законы,  управляющие Вселенной,  и на то, что сделал
Бог и что еще собирается сделать.

 1. Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994, с.66
 2. СМ.: Глоба П. Россия: на рубеже веков// Оракул, 1994 г, №9