О кислотной птице.
"Один лишь факт, что ты сидишь от
меня слева, а я от тебя - справа,
делает из одной действительности
по меньшей мере две."
Хулио Кортасар, "Игра в классики".
Птица вылетела изо рта, он развернул крылья и стукнулся о
потолок. Слабые голоса пробежали, и руки кончиками пальцев за-
дели холодное, застывшее уже тело белесой ночи. Тело развора-
чивалось, и гудки, прорезающие тьму, трепетали в удивлённой
ладони, пока чувствительной. Ещё можно было остановиться, ос-
тановить, уловить озарение ночи, если бы разжать пальцы, за-
медлить мышцы, если стиснуть шаги по мерке дня, простого и
солнечного, который заявит тебе - бедность. Разбежались. Ка-
пельки пота скатились по волоскам ног - остановиться, остано-
виться - отзвучавшее с усилием обернулось, ослепляя глаза,
бархатный томный голос сказал, глупо коверкая слова -
- Стреляйте в глаз.
И он остановился. Божество покинуло, вынуло соки из дере-
ва, ветвь обломилась, таща за собой, возвращая только одно -
холод падения, напоминающий стояние так, летом, с незнакомой,
в кабине лифта - -
Летом, под сорок градусов, из душной квартиры, спеша, с
восемнадцатого этажа, и она с того же, ты еле дыша, из-под
крыши, вот дверь отворилась, оса, жужжа, пробивается, сверлит
во тьме коридора, дрожащие двери сдвигаются, гулко скрывая
свет, темно - сколько лет? - по ступенькам шаги, блеск, за ко-
торый рукой, разрывая себя, открываешь скрип двери; сердце хо-
лод отдало мгновенно - и всё, потекла лава летнего дня.
Но ударов здесь нет. Я подумал, что можно нырнуть, тонко
трогая губы водою, огни потеряв, обижая себя этой мыслью; зо-
лотою листвою шурша, вдруг нашёл бурый жёлудь - он смотрел на
меня и пищал. Сквозь траву засверкали полуночные лужи, враз
растрескалась хлябь - тут сверкнули глаза, изо рта - -
"Господи, помяни этот мир!"- спокойно читал старый монах
в рясе с пятнами воска и мела. Крест, блистающий инеем, словно
стальной, а в седых волосах жёлтый листик размером с монет-
ку... Печальные вещи он нам говорил, обрывая слова в ожидании
солнца, я дрожал и читал - популярно на стенах плакатами взор
зазывали, ярких красок ручьи объясняли, что нельзя обвинять,
если сам вдруг случайно, но уступишь любви, чьи тенеты тебя
увлекли, а потом будут сны... нет, не сны - правьте - стоны
перегубленной плоти, отвергающей жизнь из-за вируса... призра-
ка вечной весны. Она нам дарована свыше. Как проткнутые паль-
цем, зрачки показались вдруг над колокольней в бледном небе.
Посмотри. На брезентовом ложе расплывались круги красной
жидкости; заранее было известно, что это не кровь - ну как
могла кровь появиться в дряхлом папоротниковом лесу, куда пти-
це нельзя залетать из-за тяжести свыше - ? Нет, кровь была бо-
лее жидкой, чем в норме, и меж нитками ткани сочилась так про-
сто, легко, порождая опасность, мол, возможно остаться в гря-
зи, если тут же движеньями ловкими рук не подбросить полотнище
ввысь и, подставившись головой, под ароматом дождя вынимать из
волос траву, листья... Дальний крик призывной пробился сквозь
висящие корни и скань очертаний древесных, растёкся лавой,
пророс, сплетаясь с ласково-зеленоватой ватой. Но слова той...
Дыханье - разбирало на части слова и буквы, скорей, будто зла-
то, звуков строй, шипящих, трескучих, не жалея рта, трясучих -
запирайте двери, дабы... обижая, черти, бабы водяные - А, Б,
В-Гдежзийклмно-пр- сту - фх - ц - чшщ - эйюйяА-А-А! Она - про-
шла меж дверьми в яркий летний проезд, раскрыла деревянные
объятья, зеркалом ослепляя и вмиг растворяя мои (твои?) руки,
разжимая хватку могущества солнечных дней, оперируя мглой, шаг
за шагом, белым колким халатом закрыв запас слов, словарей,
главарей их позорных аншлагов, потешаясь над бедностью нашей,
над тем, что днём видим мы - нет ничего-то у нас - не забыть,
не закрыть и твоими ресницами, под визжащий крик, сполох -
"Стреляй прямо в глаз!" - напирая, круша, пропихнув кулаками,
локтями всех пришедших поплакать средь цепких плакатов, сквозь
рёв, поразвесив бубенчики, колокола и другие предметы для зо-
ва, что приведут и развернут сквозь рёв моторов, расплескав
сироп из мороженной клюквы, на равнинах, сквозь лес, освежав-
ший не нас, но вы... разбежались... Где ж можно спать, если ж
мышь ваша прыгнула в воду?! Огрубевшие губы шептали: постой.
Мерный топот вибрировал почву. Грунт пополз из-под ног, в без-
дне новый порог я почувствовал... мысль обломилась, сухо в во-
ду вонзилась, пропиталась, взошла, распустилась, голубыми про-
жилками в сон протекла, лоб сразу взмок и идея окрепла (наве-
ки?). Вот и тело. Расправили - с Богом! - тебя, отпихнули по-
душки и цепи, золотистый оставив на шее лишь след, разорвав
вещий рот - ну... - "О Господи, вот - - "
Очень мечтал он, проснувшись как-нибудь, ощутить свежий
запах спокойной воды, иметь пред собой чистую зеркальную гладь
с проплывающими облачками, чего никогда не доводилось встре-
чать в этом городе; да, проснулся спокойно, что же - всё очень
привычно, мало ль что суетливо печёт нас во снах? Надо, больно
вставать, наполняешь движением ногу, предвкушеньем другую,
красный сполох от уличных стёкол сверкнул по стене (да, один
глаз открыл), красный... сполох... немного продвинулся к краю;
тяжела голова, был бы часик ещё; глазки пуговиц гадки, против-
ны вниманию. Ух. С высокой кровати качал он ногами, покачал,
взял часы, посмотрел - что-то кисло; за стеной телефон прокри-
чал (нет, не мой), голубей шум и гам, подоконников скрежет,
день поехал. Июль.
